Костин Андрей
художник
Россия
Родился в Москве. Учился в средней школе при МХИ им. В.И.Сурикова, а затем, в 1970 году, окончил Московский полиграфический институт.
Член Союза художников и Академии графического дизайна.
Освоил разные техники живописи: книжная иллюстрация, карикатура, станковые произведения, офорт.
Участвовал в различных выставках. Получил большое число премий и наград на национальных конкурсах книжного и станкового искусства.
Работы художника хранятся в: Музее современного искусства Людвига (Германия), Русском музее, Третьяковской галереи, Государственном музее изобразительных искусств им А. С. Пушкина, других галереях и музеях, а также в частных собраниях в Великобритании, Нидерландах, Германии, Италии, США, Франции…
Россия
Родился в Москве. Учился в средней школе при МХИ им. В.И.Сурикова, а затем, в 1970 году, окончил Московский полиграфический институт.
Член Союза художников и Академии графического дизайна.
Освоил разные техники живописи: книжная иллюстрация, карикатура, станковые произведения, офорт.
Участвовал в различных выставках. Получил большое число премий и наград на национальных конкурсах книжного и станкового искусства.
Работы художника хранятся в: Музее современного искусства Людвига (Германия), Русском музее, Третьяковской галереи, Государственном музее изобразительных искусств им А. С. Пушкина, других галереях и музеях, а также в частных собраниях в Великобритании, Нидерландах, Германии, Италии, США, Франции…
Материалы с сайтов: nasledie-rus.ru, artgallery.krasno.ru
Этот
незабываемый Костин
Житель
второй половины двадцатого века московский художник Андрей Костин неоднократно
переносился в пространство века девятнадцатого. Герои Пушкина и Льва Толстого,
Гоголя, Гофмана и других классиков отечественной и западной литературы
становились не только отстраненными объектами его книжной графики, но и
постоянными персонажами личных воспоминаний, какими бывают образы друзей и
давних знакомых. Черно-белая графика (карандаш, тушь, офорт) обеспечивала ему
максимальную свободу действий. Лист бумаги не казался, а был бесконечным
простором для изображения пейзажей, интерьеров, портретов, жанровых сцен и
любых по насыщенности или минимализму фрагментов и деталей быта. Костин обладал
редким талантом не изображать ничего лишнего. На протяжении всех лет творчества
легкое дыхание его графики резко контрастировало с тяжкими тематическими,
публицистическими и политическими упражнениями эпохи застоя, а равно и с
кудрявым патриотизмом изобразительного почвенничества. Вслед за художником
зритель познавал и прояснял для себя окружающую действительность, какой бы
печальной или трагикомической она ни была. Художнику не было надобности
насильственно погружать себя в современность. Как это ни парадоксально, он не
покидал ее даже тогда, когда обращался к девятнадцатому веку великой русской
литературы. Острота его видения определялась любовью и тоской по ушедшей жизни
и неповторимой культуре, вошедших в явное противоречие с тем, что его окружало.
Ни осенней пушкинской ясности, ни блоковского серебра поколению Костина не
досталось. Приходилось искать гармонию внутри самого себя и находить понимание
и поддержку среди друзей-профессионалов.
В 80-е и
последующие годы неожиданно для многих Костин создал обширный ряд живописных
работ сюрреалистического плана. Причем это была отнюдь не первая его живописная
проба. Во время учебы в институте, в 60-е годы, появился целый ряд
произведений, проникнутых духом бубнововалетской эстетики. Увлечение примитивом
и народным искусством не обошло тогда многих сверстников Костина. Обращение же
к сюрреализму казалось более чем странным и чисто внешне объяснялось участием
Андрея в организации и жизни московской галереи в 80-х — первой половине 90-х
годов. Видимо происходило в жизни художника и вокруг него нечто такое, что
заставило его выплеснуть на поверхность холстов пугающую пластику сновидений.
Разумеется,
ничего случайного в настоящем большом творчестве не бывает. Патологию времени
Костин препарировал, соответственно, как паталогоанатом — точно и с присущей
ему иронией и сарказмом. Вместе с тем, что неизменно влекло к нему самых разных
людей, в жизни и в своем прозрачном и таинственном рисовании он всегда
оставался на редкость лиричным и светлым. Именно по этой причине такими
странными и казались по контрасту его живописные опусы разных лет.
Незадолго
до своей кончины Андрей осуществил веселую графическую выставку «ЭТИ», на
которой со свойственным ему артистизмом показал рисунки «без дат, названий и
без внимания к их важности, как факта творчества». «Все они, — писал он в
краткой аннотации к экспозиции, — адреса по отношению к разным моментам работы
и жизни двух с лишним десятков лет. И вместе с тем они безадресны по сути в
силу собственной субъективности… ЭТИ рисунки предназначались на выброс и до
сегодняшнего дня не имели шансов на широкий показ. Не выкинутые малые ЭТИ
остатки автор решился показать, приписав к ним новые бездумные названия,
которые должны быть только у ЭТИХ листов». Все вроде бы легко и несерьезно. Не
выставка, а шутка. Причуда мастера. Тем не менее «ЭТИ» листы абсолютно узнаваемы
как «костинские» и точно соотносятся с различными периодами его творчества. В
рисунках к выставке «ЭТИ» и во всех его лучших сериях и отдельных работах есть
нечто такое по форме и сути, что наводит на воспоминания о пушкинском рисовании
на полях рукописей. И дело тут не в моей завышенной природе его творчества, а в
характере Андрея, в остроте его реакции на окружающий мир и населяющих его
персонажей, включая самого себя. Нельзя быть натужно острым, тонким и
артистичным. С этим даром человеческого и художественного таланта нужно было
родиться.
Задним
числом мы понимаем, как много Андрей Костин успел сделать за свои прожитые
полвека. В последний путь его провожала вся художественная Москва.